Наложница визиря - Страница 95

— Что вы делаете со мной, госпожа? — спросил он, когда слезы брызнули у него из глаз.

Он не мог остановиться или даже замедлить речь. Он говорил о смерти разбойников, о спасении. О том, как он заметил Люси и как росло его чувство к ней. Он говорил о своем отвращении к Джеральдо из-за совращения Майи. На протяжении всего его рассказа Читра гладила его по руке и сидела неподвижно, если не считать движений невидящих глаз.

Она задала Патану много вопросов о Джеральдо и Майе. Казалось, что каждый его ответ — это иголка, которая вонзается в нее, но она все равно продолжала задавать вопросы. Наконец она прекратила спрашивать и долго сидела молча, поглаживая его руку. Снаружи пели птицы, где-то рядом кричали павлины.

— Ты никогда раньше не любил, капитан? — наконец спросила женщина.

У него возникло ощущение, будто ее рука сжимает ему сердце, и у него из глаз снова потекли слезы. Но Патан сглотнул рыдания и не ответил.

— Когда Кама выпускает свои стрелы, капитан, ни одно сердце не остается в безопасности, потому что их сладость полна яда. Ты говорил девушке из фарангов о своей любви?

Тыльной стороной свободной ладони Патан вытер слезы со щек.

— Она знает, госпожа.

— Ты путаешь разные вещи. Ты говорил ей? Да или нет?

Патан сглотнул слезы. Ему было стыдно из-за того, что он проявил слабость.

— Не прямо, госпожа.

— И, конечно, она ничего подобного не говорила тебе.

— Но я знаю о ее отношении ко мне. Ведь существуют не только слова. Есть другие способы.

— Не для слепых, капитан. Ты разве не слышал, что сердце слепо?

Патан поднял голову и посмотрел на Читру.

— Вы совсем другая, госпожа, — не такая, как я ожидал.

— Такой меня делает Богиня, капитан. Я такая не по собственной воле, — она вздохнула и отпустила его руку. — А теперь, капитан, к делу. Я не хочу, чтобы те, другие, приехали сюда. Этот караван из Биджапура. Может, я буду не против Деоги, но остальных здесь видеть не желаю. Ни этого хиджру, ни старого фаранга. Мне не нравится даже то немногое, что я про него слышала. Судя по всему, он — это просто состарившаяся версия фаранга Джеральдо, а Джеральдо — яд. Я полагаюсь на тебя.

— Но что конкретно вы хотите, госпожа?

— Я хочу, чтобы вы уехали — ты и другие гости. Чтобы вы уехали отсюда до прибытия каравана.

Патан задумался над этим.

— Поместье моей семьи находится недалеко отсюда. Мы можем встретить караван там.

Читра снова потрясающе улыбнулась, но на этот раз Патан увидел, что за улыбкой скрывается сильная боль.

— Да. Если ты не против, капитан. Сделай это ради меня. А теперь оставь меня, как оставляют труп… С сожалением и воспоминаниями, но не оглядываясь.

Патан встал и поклонился, хотя знал, что Читра этого не видит.

— Еще одна вещь, капитан. Скажи ей о своей любви. Скажи о ней перед тем, как пройдешь по мосту. Сила этого места направит твои слова так, что они останутся глубоко в ее сердце. Она любит тебя, капитан, и она будет счастлива.

* * *

Теперь Майя проводила большую часть времени с Люсиндой. Они мало разговаривали и много думали, но каждая была спокойнее в присутствии другой.

После прочтения письма Да Гамы Майя какое-то время оставалась с Люсиндой, но потом ушла, чтобы еще раз пробраться в комнату Альдо. Она проскользнула в его дверь, словно лунный свет. Он выглядел совсем по-другому в одежде фарангов. Раньше, только почувствовав, что она пришла, он сразу же поднял бы голову, но теперь… Теперь все его внимание было направлено на заточку черного меча.

Майя подождала минуту, потом прошептала его имя, и он ответил ей, не поворачивая головы:

— Нам с тобой теперь не о чем говорить. То, что было, прошло. Будет лучше, если ты сейчас уйдешь. Лучше, чтобы никто тебя здесь не видел.

Майя почувствовала, как побледнела.

— Но ты должен рассказать о нас, Альдо. Меня нельзя продать хиджрам. Ты не представляешь, что они со мной сделают. Ты должен рассказать о том, что было между нами.

Наконец Джеральдо поднял голову, и на его красивых губах мелькнула улыбка.

— Теперь я все понимаю, — сказал он. — Ты играла со мной. Ты планировала это с самого начала, не правда ли? Ты собиралась использовать наши удовольствия в своих целях.

— Разве ты не делал то же самое?

Джеральдо фыркнул:

— Скажи им сама. Я ничего говорить не собираюсь.

Он вернулся к своему мечу.

— Но ты должен им сказать. Они мне не поверят.

— Ты права. Они тебе не поверят. А без моего подтверждения получится, будто ничего не произошло. О, не притворяйся такой невинной. Ты получила то, что заслужила.

— Альдо, прошу тебя!

— Побереги слезы. Я уверен, что они у тебя появляются и исчезают, как только ты этого захочешь. В отличие от тебя, моя дорогая, я совсем не желаю болезненной смерти, — он улыбнулся, но не посмотрел на нее. — И вообще, какая разница? Может, мусульманин испытал бы отвращение, узнав, что я проникал в тебя, или даже индус. Но какое дело евнуху? Разве они не считаются даже ниже фарангов? Кроме того, я думаю, у них на тебя другие виды.

Майя похолодела.

— Какие?

— Та твоя коробка с мечом внутри. Откуда у профессиональной танцовщицы, девадаси, меч фарангов, который стоит целый лак? Невольно задумываешься. А еще есть тот мешочек, отсутствующий мешочек, который ты отдала Да Гаме. Интересно, что в нем хранится? Предполагаю, что и евнухи об этом задумываются. Об этих вещах, о том, что еще может тебе принадлежать. И о том, что еще ты можешь знать, — губы Альдо растянулись в улыбку, но глаза оставались холодными. — Выглядишь ты не очень хорошо. Хочешь подышать воздухом?