Наложница визиря - Страница 75

— Некоторые играют.

У Патана слегка заблестели глаза.

— Но не ты, госпожа? — он перевел взгляд на долину, окутанную дымкой. — Я еще не выразил тебе свою благодарность за помощь.

Люсинда покраснела.

— Врач сказал мне, что уже считал меня мертвым. Вы с танцовщицей совершили какое-то магическое действие, чтобы я остался жив.

— Это была Майя, только Майя, — ответила Люсинда. — Я просто составляла ей компанию.

— Твое общество было очень важным, госпожа, — его голос звучал почти грустно. — На дороге, когда меня ударили, я чувствовал, что душа покинула мое тело.

Затем Патан рассказал ей, как поднялся на большую высоту над телом, к далекому свету, который его притягивал.

Люсинда долго молчала.

— Возможно, это был Бог, капитан.

— Может быть. Я так не думаю. Может, вы так представляете Бога, но не я.

И так, вполне невинно, начался разговор, который длился почти весь день. Патан постепенно открывал перед нею тайны своей веры.

Иногда то, что он говорил, казалось очевидным. Люсинда в таких случаях с трудом сдерживала смех. В других случаях в то, что он говорил, было невозможно поверить. Она чуть не давилась. С некоторыми вещами она спорила, и это, казалось, удивляло его. Но затем он обычно отвечал очень ясно и проявлял такую утонченность мышления, что она поражалась.

Два раза за время их разговора муэдзин кричал с дальнего минарета, и Патан вставал на колени в молитве, кланяясь на запад. Он объяснил важность Мекки и Каабы, черного камня, который Аллах прислал с неба в виде знака Абраму.

— Не Аврааму из Библии? — усомнилась Люсинда.

— Это один и тот же человек, госпожа. Дедушка Исы, которого вы называете Иисусом, прародитель евреев.

Произнеся это, он впервые за весь день улыбнулся. Это была такая открытая, такая редкая улыбка, что Люсинда почувствовала себя незащищенной и обнаженной перед нею. Она непроизвольно отвернулась. Она дрожала.

— Ты замерзла, госпожа, — сказал Патан и набросил свою накидку ей на плечи.

Его запах оставался на ткани, словно специи.

* * *

Позднее к ним в павильоне присоединился Джеральдо. Они втроем там и ужинали, глядя на блестящее озеро. Джеральдо почти не разговаривал с Люсиндой, но она чувствовала взгляд его темных горящих глаз. От него становилось жарко. Он так странно попрощался с девушкой, что Патан поднял голову и посмотрел на него нахмурившись.

После ухода Джеральдо Патан подождал несколько минут и только потом начал говорить.

— Между тобой и кузеном произошла какая-то размолвка, госпожа? Могу ли я предложить свою помощь?

Перед тем как ответить, она долго изучающе смотрела на него. Возможно, он ничего не мог поделать с надменным выражением лица, которое, похоже, у него было постоянным.

— Вы женаты, капитан?

Она сама удивилась своему вопросу, он просто вырвался у нее. Люсинда чуть не извинилась, но поняла, что он хочет ответить.

— Женат? Да, я женился, еще будучи ребенком. Мы с ней вместе играли. Через несколько месяцев после того, как мы поженились, она умерла.

— Мне очень жаль, капитан.

В ответ он пожал плечами, глядя в темноту.

— Ты ее любил?

— Я учился любить. Мы были детьми, однако даже сердце ребенка полно тайн. Но ты знаешь, как бывает с любовью. Разве ты не собираешься замуж?

— Я только помолвлена, — пояснила Люсинда. — И я никогда его не видела, капитан. Он в Португалии, — она посмотрела на огни города вдали. — Он старик.

— Обо всем договорились без тебя? Я думал, что фаранги женятся по любви.

— В моем случае вовлечены деньги.

— Понятно, — вздохнул Патан.

Мотыльки плясали вокруг мигающих масляных ламп. У них дрожали крылышки. Языки пламени отражались в глазах мужчины.

— Ты надеешься когда-нибудь найти кого-то другого, капитан? Кого-то нового? Кого-то, кто полюбит тебя и кого ты полюбишь в ответ?

Патан перевел взгляд на двор, куда ушел Джеральдо, затем посмотрел ей в глаза. Люсинда с вызовом подняла голову, словно отвечая на незаданный вопрос. Внезапно ему стало неуютно, и он встал.

— Я буду молиться за твое счастье, госпожа, — сказал он, кланяясь, и затем пожелал ей доброй ночи.

* * *

В ту ночь она не могла спать. С накидкой Патана на плечах она пересекла освещенный серебристым светом луны двор. У ступенек, которые вели в павильон, она спряталась в тени. Патан был там, сидел на каменном ограждении и смотрел на другую сторону озера. Люсинда долго наблюдала за ним, затем вернулась в свою комнату и смотрела в потолок до рассвета.

* * *

На следующий день она снова нашла его в павильоне. Он сидел там в одиночестве. На этот раз на голове был тюрбан, а сам он облачился в накрахмаленные белые одежды. Его глаза загорелись при виде ее. Патан отклонил большинство ее вопросов, но сам задал немало, в особенности о ее вере. Он был очарован ее описаниями мессы, хотя Люсинда, отвечая ему, морщилась от собственного невежества. Время от времени он сравнивал какие-то упоминаемые ею вещи с учением ислама. Его замечания часто были такими тонкими, что Люсинда хмурилась, пытаясь понять их. Когда Патан это замечал, то временно менял тему, что ее раздражало.

После полуденной молитвы он выглядел так, словно принял какое-то решение.

— Прогуляемся? — спросил он.

Они вышли за дворцовые ворота и пошли по узкой насыпной дороге. Люсинда снова вспомнила улетевшего бумажного змея. В Гоа она редко покидала свой дом. Только если ездила в гости к друзьям, проживавшим неподалеку, или на мессу, причем всегда в закрытом паланкине или карете. Идти пешком по этой странной дороге казалось ужасным, волнующим и запретным. Люсинда остановилась в конце насыпной дороги и увидела в пахнущей какой-то кислятиной грязи на берегу озера сотню цветов лотоса, поднимающихся из черной воды. Их яркие пурпурные лепестки по краям были тронуты белым. Патан стоял рядом с ней, так близко, что она чувствовала его дыхание на своей голой шее.