«И что же я натворила? — подумала Люсинда. — Что я буду делать без нее?»
Однако, до того как она успела изменить решение, капитан Патан велел всем занимать свои места. Затем он повернул лошадь к Люсинде.
— Вы поедете в паланкине, госпожа, — сказал он на хинди и кивнул на серебряную лестницу, прислоненную к боку слона. Люсинда в отчаянии оглянулась на Елену, но Патан оказался между ними и тихо произнес: — Вы поступили справедливо и мудро, госпожа. Пророк учит, что мы должны проявлять уважение к ближним, даже к тем, которые отличаются от нас. Вы меня пристыдили, госпожа.
— Вас? Пристыдила? Каким образом? — удивленно спросила она.
Его голос звучал натянуто:
— Я нахожусь в земле христиан и должен быть терпимым, как учил Пророк. Но я ругаю людей, я осуждаю их, потому что вы немного отличны от меня. Потому что вы поклоняетесь Всевышнему иначе, чем я.
Они добрались до лестницы, и Патан ловко соскочил с лошади, а затем взял Люсинду под руку, чтобы помочь взобраться наверх. У нее были тяжелые юбки до пят, которые раскачивались на мягких обручах, подчеркивая ее тонкую талию. Она радовалась его прикосновению, успокаивающему и уверенному. Без его помощи ей, наверное, было бы не справиться.
— Я — мужчина. Я — мусульманин. Тем не менее сейчас я вынужден учиться у христианки, да еще и женщины. И поэтому мне стыдно.
— Ну, это, наверное, очень хорошо, — сказала Люсинда.
Патан впервые на ее памяти улыбнулся. Португальцы улыбаются иначе. В его улыбке было что-то другое, словно удовольствие заслужено, а не получено просто так. И улыбка выглядела более расслабленной, словно, после того как удовольствие заслужено, им можно наслаждаться и смаковать его.
— Вы очень терпимы и очень мудры, госпожа. Я считаю за честь сопровождать вас.
К этому времени она уже добралась до верха лестницы. Погонщик поднялся со своего места на голове огромного животного и встал, поставив голые ноги на уши слона. Затем он раздвинул занавески паланкина острым латунным анкасом, а другой рукой крепко взял Люсинду за руку. Лишь немногие мужчины когда-либо касались ее таким образом. У этого погонщика оказалась сильная и сухая рука.
— Пожалуйста, заходите, госпожа, — крикнул снизу Патан.
Внезапно Люсинда замерла на месте, глядя внутрь паланкина.
«Не может быть! — подумала она. — Нельзя ожидать, что я поеду здесь. Не с ними».
На подушках и подстилках за шелковыми занавесками, которые трепались на долетавшем от океана ветерке, сидел евнух. Он улыбался и кланялся. Рядом с ним сидел груз, который показался Люсинде полуголым.
«Баядера, — подумала она. — Профессиональная танцовщица. Обычная шлюха».
Снизу капитан Патан смотрел на нее с глубоким почтением.
«Ну, мне хотелось приключения», — подумала Люсинда.
При помощи погонщика и евнуха она забралась внутрь.
— Это и есть та милая женщина из фарангов, о которой я говорил, — обратился евнух к баядере высоким голосом. Он быстро произносил слова. — Заходите, заходите. Заходите, — сказал он Люсинде. — Разве не мило? Наш собственный маленький домик.
Затем он схватился пухлыми ручками за руки Люсинды, с гораздо большим энтузиазмом, чем требовала простая поддержка, а потом задергивал занавески, пока она заползала внутрь и пыталась устроиться на подушках.
— И она говорит на хинди, — добавил евнух, словно и не прекращал разговаривать с баядерой.
Он широко улыбался Люсинде. Сквозь шелковые занавески в паланкин проникал приглушенный солнечный свет. В этом свете Люсинда рассмотрела странное лицо евнуха. Создавалось впечатление, будто на лицо юноши наложили слоями заварной крем. Она смогла различить острый подбородок с ямочкой, который словно плавал среди океана щек.
— Должен быть какой-то более приличный способ сюда подниматься, как вы думаете? Лишаешься чувства собственного достоинства, пока лезешь сюда таким образом.
Он склонился к выходу и просунул голову между занавесок. Люсинда рассмотрела его тучное тело, напоминающее тело мальчика, надутого, словно воздушный шар.
— Убирайте лестницу, капитан, сейчас же убирайте. Мы все уже на месте, — выкрикивая эти слова, евнух вертел огромной задницей.
Люсинда увидела, как баядера легко кивнула на толстую пятую точку евнуха, словно они, как женщины, могли понять шутку.
— Ну, теперь, наверное, мы можем трогаться, — объявил евнух и снова сел. Щеки у него порозовели. — Ждем целый день. Разве нам нечего делать?
— Везде одно и то же, — тихо произнесла баядера. Ее лицо выглядело абсолютно спокойным. Люсинда отметила, что баядера моложе, чем показалось в первое мгновение. На самом деле она скорее одного возраста с самой Люсиндой. На коленях баядера держала нечто, казавшееся кучей пальмовых листьев.
— Я думаю, что вначале нам всем нужно представиться, — сказал евнух. — Это моя новая госпожа, знаменитая девадаси… — но баядера остановила его, едва заметно подняв палец.
— Ты должен называть меня моим новым именем, именем профессиональной танцовщицы. А то как мне к нему привыкнуть?
— Нет, госпожа… — запротестовал евнух, но она снова заставила его замолчать, на этот раз закрыв глаза.
— Меня зовут Майя. Я — профессиональная танцовщица — и все.
— По, госпожа, ей следует знать. Ты была…
— Я много кем была. Но теперь… — она со вздохом опустила глаза. — Теперь я Майя, профессиональная танцовщица.
Она поприветствовала Люсинду, поднеся ко лбу сложенные ладони. Люсинда уже собиралась что-то сказать, но тут за занавесками паланкина закричал невидимый погонщик, и слон тронулся с места. Люсинда завалилась на спину, на множество разбросанных повсюду подушек.